Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-4 [СИ]

— Тапч патронш дуй[51]?

Человек, которого он определил как агента — стоял рядом с ним. Хозяин кафушки прикинулся ветошью, отвернулся — он ни во что не лез, иначе бы или сожгли бы одни или арестовали и отвезли в допросный подвал другие.

— Волало вайша[52], — кивнул Теплов. Рукоятка Стечкина, щечки которой были заменены на деревянные, ручной работы, из местного драгоценного ореха — сидела в руке, как влитая.

Агент кивнул. Он был похож на местного, неопределенного рода занятий — раздолбанные кроссовки, синие треники Адидас китайского производства, шляпа. В Чечне — многие носили дешевые мужские советские шляпы советского производства, купленные еще их отцами или дедами. Неопрятная прическа «Маугли», сальные волосы до плеч, небритое лицо, автомат АКС-74У со смотанными черной изолентой магазинами — за спиной.

Он отошли чуть в сторону от людского потока. Сотрудник по-чеченски попросил у торговца пустой ящик и уселся на нем с гордым видом…

— Говори тихо, — сказал он, едва шевеля губами, — так слышно?

— Да.

— Хорошо. От кого ты пришел?

— От Музыканта.

— Хорошо… — повторил ФСБшник, бывший «афганец» из кандагарского спецотряда.

— Интересуюсь, что произошло?

— На рынке была засада. Мы не успели ничего сделать.

— Когда?

— Пятнадцатого.

Теплов прикинул — тринадцатого была переброшена группа.

— Без стрельбы?

— Без. Их брали живыми.

Это значило, что о прибытии группы было известно заранее — за два дня такую операцию не подготовить.

— Местные?

— Нет. Их тоже взяли. Мы ушли.

Это могло ничего не значить — если с той стороны хоть немного профессионалы, они возьмут своих агентов вместе с остальными — чтобы ничем их не выдать и иметь возможность использовать их еще раз.

Или — предал кто-то из своих.

— Кто с вами работал?

— Литвиненко, капитан. Опер из Москвы.

Тогда это имя Теплову ни о чем не говорило.

Он достал из кармана «котлету» — заранее свернутую и обернутую непрозрачной пленкой пачку рублей и долларов, бросил их на колени оставшемуся в живых офицеру ФСБ.

— Диктуй номер…

— Э… нет, брат. Так не пойдет.

— ???

— Одного раза хватило. Поработаем в автономке… никому верить нельзя. Диктуй свой, скину если что услышу.

Теплов быстро прикинул. Группа все равно провалена, больше ее использовать как ударную не удастся. А вот иметь информаторов, глубоко внедрившихся в разрабатываемую среду — будет далеко не лишним.

— Пиши… — Теплов продиктовал свой.

— Хорошо… — офицер повторил цифры, — имей в виду, какой-то движняк намечается.

— Где?

— Здесь, в Грозном. Видишь, одни старики и старухи торгуют. Что-то зашевелились …

— Знаешь что-то конкретное?

— Пока нет.

— Хорошо, расходимся…

— Удачи, брат… — офицер ФСБ с сальными волосами до плеч поднялся с ящика, — и еще, брат… Тогда, в Гудере — у базара машина была, я когда сваливал в темпе вальса — базар слышал. Базарили на английском.

— Английском?

— Вот именно. Держись, брат. Аллаху Акбар…

— Мохаммед расуль Аллах… — машинально ответил Теплов, думая о своем…

Чеченская республика Ичкерия

Грозный

Операция «Джихад»

06 августа 1996 года

Это была победа на грани поражения. Только — не наша…

Шестого августа в 5.50 утра отряды чеченских боевиков атаковали Грозный. В этот день была запланирована спецоперация федеральных сил в поселке Алхан-Юрт (расположен юго-западнее Грозного на трассе Ростов-Баку). Для её проведения было решено вывести из столицы республики более полутора тысяч военнослужащих внутренних войск и сотрудников чеченской («завгаевской») милиции. Парадоксально, но выдвижение этих подразделений началось в шесть тридцать утра, когда отряды противника уже входили в город.

Чеченскими отрядами были атакованы одновременно с Грозным и другие крупнейшие города республики — Аргун и Гудермес. Притом, если в Аргуне федеральным силам удалось удержать только здание комендатуры, то Гудермес был сдан ими вообще без боя.

Отряды, атаковавшие Грозный, первоначально составляли полторы — две тысячи бойцов. За неделю боёв группировка противника в Грозном возросла до шести-семи тысяч боевиков за счёт переброски подкреплений из других районов республики и перехода на сторону сепаратистов части «завгаевской» милиции. Федеральный гарнизон в Грозном насчитывал пятнадцать-двадцать тысяч бойцов. Кроме того, у российской стороны было превосходство в бронетехнике и артиллерии, а также абсолютное господство в воздухе. Но при этом — российский гарнизон был разбросан по десяткам объектов, в то время как боевики получили возможность передвигаться по городу, создавая концентрацию сил на наиболее выгодных для них участках боя. Симпатии местного населения — были однозначно на стороне боевиков. В лучшем случае — чеченцы старались спрятаться и сохранить нажитое, в худшем — брали оружие и присоединялись к боевикам.

Аслан Масхадов навязал федеральной стороне крайне невыгодную для неё тактику. Чеченские отряды входили в Грозный и, подобно ручейкам, «растекались» между российскими блок-постами, комендатурами, другими местами дислокации столичного гарнизона. Противник не ставил своей целью захват или уничтожение всех городских объектов. Войдя в Грозный, он блокировал российские подразделения внутренних войск на блок-постах и в комендатурах, изолировав их друг от друга, и деморализуя постоянным «беспокоящим» огнём. Основной удар был нанесён по комплексу административных зданий в центре города, где вместе с военными оказались блокированы и несколько российских журналистов.

— Восьмисотый, восьмисотый[53], выйди на связь, я Цунами-десять, прием!

— Цунами-десять, Восьмисотый на приеме, Восьмисотый на приеме!

— Восьмисотый, мы окружены со всех сторон, у меня двое двухсотых. Нитка до нас не дошла, не дошла, как понял, я Цунами-десять, прием.

— Цунами-десять, нитка встала между шестым и седьмым Контролями[54], под обстрелом со стороны частного сектора, разблокировать пока не получается. Держись, прием.

— Восьмисотый, у меня в секторе до сотни духов, снайперы работают со стороны многоэтажек, я головы поднять не могу! По одиннадцатому контролю работают минометы и РПГ, связи с ними нет, срочно нужна помощь, я Цунами-десять, прием.

— Цунами-десять, Кулаки к вам уже вышли! Кулаки[55] вышли! Держитесь, мы тоже под обстрелом с самого утра…

— Восьмисотый, я Контроль-шесть, в моем поле зрения горит БМП, подбита в районе железнодорожного переезда. Там несколько пацанов еще держатся, укрытий нет. Где, мать вашу, поддержка, прием?

— Контроль-шесть, делаем все что можем. Нитка к вам уже должна была пройти, прием.

— Восьмисотый, нам нужна поддержка авиацией или артиллерией. Выходите на Рапан, Байкал-100[56], на кого угодно. Делайте что-нибудь, тут пацаны один за одним умирают!

— Контроль-шесть, хватит визжать. Сейчас поддержим тебя артиллерией, подкорректируй огонь…

Слушать было невыносимо…

Нива, на которой приехал в Город Теплов — стояла в проулке недалеко от железнодорожного вокзала, пули сюда не долетали. Этот район был полностью под контролем боевиков — как раз вчера, на вокзал прибыл состав, в котором находилось оружие, в основном гранатометы и минно-взрывные средства. Были там и «подарки» для Теплова, рассчитывать на получение которых уже не приходилось…

Дурдом полный. Теплов — не имел никакого отношения к армии, он был сотрудником ФСБ, которая с военными была на ножах, с МВД — тоже. В Чечне вообще все были на ножах со всеми, кроме боевиков. У ФСБ — нет складов минно-взрывных средств, какие есть у армии, в своем ведомстве можно достать несколько килограммов взрывчатки — но не тонн. А для задуманного — нужны были именно тонны, они не отказывались от мысли раскрыть местонахождение штаба сопротивления, работающего в эфире под позывным Гроза и подорвать его. Ждали своей участи и другие командиры боевиков — направленный взрыв позволял проводить операцию быстро и с минимальным количество осведомленных людей: для зачистки нужно несколько сот человек, для засады хотя бы десяток, чтобы припарковать в нужном месте машину с бомбой, достаточно лишь одного. И Теплов и Гурдаев понимали, что в одиночку войны не выигрываются — но они твердо намерены были это сделать. Для чего? Михаил вряд ли бы смог честно ответить на этот вопрос. В глубине души он тешил себя надеждой, что после войны они отстроят Грозный заново и в него вернется тот дух многонационального, живого города, как Тбилиси, Ереван, Одесса, который был потерян в восьмидесятые.